Первый круиз

.… мы лежим на облаках, а внизу бежит река…
слова из песни.

Пыльная полоса горячего асфальта не вызывала большого энтузиазма, справа помпезный Сталинский четырёхэтажный ампир с колоннами, слева очаровательный хаос Ботанического сада. Эти несколько десятков метров под палящим солнцем привели к шлагбауму и деревянной будочке с человеком в военной форме. Он нашёл наши имена в потрёпанной книге, выписал пропуск и открыл дверь. Потрескавшийся асфальт, выгоревший фасад двухэтажного здания, перед входом вывеска точно соответствовала конечному пункту моего назначения: «Физико-технический институт».

В прохладной комнате заполнил длинный вопросник, привычно указал всех родственников. Не менее двух недель, такой срок проверки, чтобы получить разрешение и пропуск. Пока же недосягаемые лаборатории оставались за следовой полосой и незаметной сеткой под высоким напряжением.

Сейчас же обычный, коридор в унылой конторе. Позвали в комнату с надписью «касса». За дверью, оббитой дермантином, расписался, мне отсчитали «подъёмные» и компенсацию за билеты на переезд. Скучающая Полина, наконец, улыбнулась, увидев довольно большую пачку денег. Но это было не всё, оформляющая моё прибытие дама выдала ваучер в служебную гостиницу, где жили командированные сотрудники министерства «Среднего машиностроения».

Мы потащились со своими чемоданами вдоль забора с колючей проволокой, который закончился шикарным видом буйной растительности на крутых склонах холмов. Когда к пасторали добавилось несколько обычных грядок, моя хандра превратилась в лёгкую депрессию. Однако продуктовый магазин поразил ассортиментом даже Полину, привыкшую к Московским гастрономам. Глазурованные творожные сырки, розовый ломоть колбасы «Любительской» с крупинками жира и слезой на срезе, ещё какой-то ерунды на завтрак, добавили неожиданный шарм к нашему путешествию.

Гостиница смотрелась по-деревенски скромно. Раздувая занавески, прохлада из ущелья свежим ветром вторгалась в окно.«Комната на втором этаже напоминала студенческое общежитие в исполнении люкс. Особенно порадовал столик с чайником, новенькой посудой и холодильником „ЗИЛ“». В таком свинге настроения мы распаковали чемоданы, смыли дорожную пыль в ванной комнате с голубым кафелем. Яичница-болтунья, колбаса, несколько помидоров, бутылка кефира, достаточно, чтобы после душных вагонов поезда двое недавних студентов упали на кровать и уснули.

Обед проспали. Ставший прохладным воздух и что-то ещё неявное разбудило нас. Спросонья нащупал клавишу радиокассетника с кокетливым именем «Ореанда». УКВ зашипело, зазвучало вальсом из первого акта балета Коппелия. Полина улыбнулась, не открывая глаз:

– C детства мечтала стать балериной.

Легко вспорхнула, пружины кровати вознесли её в воздух, исполнила несколько па, снизу открылся восхитительный вид на обнажённое тело. Матрас предательски прогнулся, громкое «ах!». Я поймал падающую Коппелию и сомкнул руки на её спине…

Когда наши горячие тела разъединились, концерт по радио ещё продолжался…

 

---

 

Дикий тимьян.

– Да, все Дума да Дума… Не выпить ли нам коньяку? Грустно что-то.
Иван Бунин

 

В «Праге» сверкали люстры, играла среди вечернего шума и говора группа «День и Ночь», не было ни одного свободного места. Пришёл сюда заказать торт на свой день рождения, да встретил однокашника, с которым не виделись с середины восьмидесятых. Я был в своих несменяемых джинсах, а он весь модный: тёмно-бордовый пиджак, приспущенный галстук в серебряную полоску, сын известной семьи врачей в Оренбурге всегда был любитель элегантного. На мои же вкусы наложило отпечаток течение хиппи, во времена участия в студенческой, полуподпольной рок-группе. Такого немолодого хиппи — с налётом утончённости.

Мы постояли, оглядываясь, и уже хотели найти другое заведение, как приметили уходящую пару от столика возле окна с тяжёлой занавеской, но всё же с видом на Арбат. Толстое меню можно было читать весь вечер, пролистав роскошный том в кожаной обложке, нам бросились в глаза бифштексы «Прага» и осетрина «Русь». Отдав наш заказ на кухню, официант вернулся с графином водки, поставил тарелочку с кокетливо закрученной колечками селёдкой. Разговорились о выборах, мы оба голосовали за Явлинского, хотя впоследствии он оказался обычным балаболом, каких во времена комсомола было множество.

— Ну что мы всё про эти выборы!

Он поманил официанта, выряженного в подобие лакейского камзола, заказал коньяку, кофе, пирожных с пралине.

— Давай ещё посидим, я, конечно, не позволю тебе платить, это же моя идея с рестораном. — Сказал он покровительственным тоном.

Его любительский бизнес — торговли джинсами, в девяностые обернулся местом на рынке у метро «Тёплый Стан», а впоследствии и магазинчиком на «Измайловском».

— Помнишь, я приезжал к тебе отдохнуть на море, ты был с очень приятной девушкой, где она теперь?

Меня удивило, что он ещё помнит это.

— В то лето мы были вместе. И вместе поехали в горы. Ты же знаешь, у нас был Альпийский клуб, оказалось по какой-то причине альпинисты — практически все научные работники. Может потому что это не только физическая нагрузка, но и необходимость постоянно принимать правильные решения, как в шахматах, только с реальной, а не мнимой угрозой. Да и отпуска были большие, полтора месяца. Потому что работа…, ну сам понимаешь.

— Да, я помню, куда тебя распределили.

— Мы с Наташей были одинаковой спортивной квалификации, в Альп-базу приехали вместе и вместе тренировались в одной группе…